Елена Драпеко на радио "Комсомольская правда в Петербурге"

Новости31 января 2018
31 января депутат приняла участие в программе "Гражданская оборона" с Владимиром Ворсобиным.

Запись эфира можно послушать здесь: 

 

Елена Григорьевна, здравствуйте!

Вот вы инициировали создание комиссии по нравственности. Как вы оцените поведение известных ведущих, известных политических деятелей в эфире радио «Комсомольская правда»?

— Ну, я считаю, что это очень недостойное поведение. Никакие политические разногласия не повод для личной драки.

Вы бы в комиссию взяли бы на разбор эту историю?

— Она не касается нравственности. Это чистое хулиганство и это предмет административного рассмотрения. Вопрос в другом. Кто сегодня в Российской Федерации определяет: что хорошо, что плохо, что нравственно в данный момент для нашего народа, что нет? Группа чиновников. Группа чиновников: Министерство культуры, Министерство связи - они решения принимают сегодня. Мы даже фамилии их не знаем. И вы не знаете, и я их не знаю. А именно они решали в свое время вопрос, выпускать ли фильм «Матильда», выпускать ли фильм «Смерть Сталина».

Если вы помните, я первая бросилась защищать «Матильду» от православных радикалов. От Поклонской и иже с ней.

В данном случае я оказалась на другой стороне. Хотя я считаю, что такое кино не должно выходить в публичное информационное пространство России. Не должен фильм оскорблять и глумиться над памятью человека. Я не говорю Сталина, да? Но глумление над мертвыми - это вообще не наша национальная традиция. У нас это не принято.

То есть, нужна комиссия, которая будет это решать. А как эта комиссия будет набираться? Из депутатов? Из деятелей искусства?

— Я хочу вам сказать, что идея эта не моя. Лет пятнадцать назад ГоворухинСтанислав Сергеевич, наш известный кинорежиссер, разработал такой законопроект, который рассматривался Государственной думой, и был даже принят. Но на нем было вето. По-моему, Ельцина. После этого было еще три версии, в работе над которыми я уже принимала участие. Одна из них предполагает возможность комментариев того, что мы, так сказать, смотрим, слышим с экрана телевидения от имени некой комиссии. Потому что мы должны доверить такой ответственный вопрос людям, которых мы уважаем и которых знает вся страна.

Всенародно выбраны?

— Возможно всенародно. Либо, так как мы формируем общественную палату Российской Федерации, в которую входят от имени президента одни, от имени правительства - другие, от имени общества - третьи. Но в этой комиссии не должно быть ни чиновников, ни депутатов, ни политических деятелей. Это должна быть такая комиссия мудрецов, которые знают ситуацию в России, знают историю России и могут определить, что в нашей многонациональной и многоконфеcиональной стране является нравственным. Я хочу вам напомнить, что у нас есть, как минимум два закона Российской Федерации, которые охраняют общественную нравственность и целый ряд международных конвенций, которые Россия ратифицировала и обязана их исполнять. И вот конвенция Организации Объединенных Наций говорит о том, что допускается ограничение распространения информации в целях защиты общественной нравственности. Так вот, кто ее блюдет?

Григорий Маркович Амнуэль, кинорежиссер:

— Добрый день, уважаемые радиослушатели. Добрый день, Лена. Ну, во-первых, я хотел сказать одну вещь. 15 лет назад у нас президентом был не Борис Николаевич Ельцин, а Владимир Владимирович Путин. Депутат Государственной думы должен об этом помнить. Видимо, запрещена эта инициатива Говорухина была президентом Путиным. Это о многом уже должно сказать тем, кто будет голосовать за эту комиссию. Я хочу сразу сказать относительно предложения Елены, почему оно никогда не пройдет. Вот вчера в этой студии мы видели двух уважаемых людей, которые оба были и членами общественной палаты в разные времена и сейчас являются членами комиссии по правам человека при президенте (Шевченко и Сванидзе). Дело не только в том, что они подрались, дело в том, что у этих людей прямо противоположные знания и понимание истории нашего государства. Если мы ставим комиссию из людей, которые разделяют мнение Сванидзе, то это будут одни решения. Если из тех, кто придерживается мнения Шевченко, к примеру, то это будет совершенно другая комиссия и соответственно, прямо противоположные решения, а соответственно, часть нашего общества будет недовольна решением этой комиссии, и это абсолютно тупиковое решение.

А почему бы самим зрителям не решить, хороший этот фильм или плохой? Почему вы или комиссия должны нам диктовать, какие фильмы смотреть, а какие нет? В конце концов, почему у нас так мало, по-вашему мнению мозгов, чтобы отличить хороший фильм от плохого?

 

Елена Драпеко:

— Мозги здесь совершенно не причем. Но я хочу вам напомнить, что в России существует комиссия по правам человека, которая определяет нарушены или не нарушены права человека в каком-то конкретном случае. Мы с вами имеем судейский корпус, который решает, нарушен или не нарушен закон и руководствуется исключительно, так сказать, кроме закона, собственным пониманием истории. То есть, у нас очень много полномочий передано такого органам. Драка между двумя уважаемыми людьми доказала, что общество радикализовано, что вот этот распад на красных и белых может привести к непредсказуемым последствиям, что лодку качают. И поэтому мы и хотим, чтобы были спокойные, достойные, мудрые люди: философы, ученые, просто уважаемые люди, которые будут за нас решать, нравственно ли это относительно сегодняшнего состояния. Хочу вам сказать, что эфирное пространство точно так же, как и пространство публичное информационное, является предметом защиты целого ряда документов наших, инструментов. Это стратегия национальной безопасности РФ, где есть целая глава, о том, что для нас публичное информационное пространство, это основы государственной культурной политики и стратегия государственной культурной политики. У нас очень много документов, которые определяют с точки зрения государства, какое оно должно быть, а втор с точки зрения общества…

ГМ:

— У нас, прежде всего, есть законы. Законы и конституция, которые все точно поставили по свои местам. Есть режиссер и продюсер, которые подписываются под своим произведением, и прокатчик, который его выпускает. Нарушает законы нашей страны? Он подлежит уголовной ответственности или административной, как минимум.

ЕП:

— Да ничего подобного.

ГМ

— То есть у нас законы не действуют?

ЕД

— Я вам еще раз говорю, сидят в Министерстве культуры три тетеньки, которые смотрят подряд все фильмы, которые приходят и решают, даем прокатное удостоверение или не даем.

ГМ (кричит):

— Да не нужно прокатное удостоверение вообще! Это анахронизм, пришедший к нам из тоталитарного периода нашего общества!

ЕД:

— Вот видите до какой степени вы радикализированы. А давайте разрешим продажу наркотиков?

ГМ:

— А причем здесь наркотики?

ЕД:

— А потому что, пусть граждане сами решают это надо им или не надо.

ГМ

— Вы кино приравниваете к наркотикам?

ЕД:

— Да. Это воздействие на массовое сознание в отличии от наркотиков, которое действует на персональное.

ГМ:

— То есть, таким образом можно сказать, что часть своей жизни вы были наркодилером?

ЕД:

— Да - да! Я воздействовала на людей и фильмы, в которых я снималась до сих пор, несмотря на то, что им уже по 40 лет, помнят и любят зрители и говорят большое спасибо.

ГМ:

— А если бы какие-то тетеньки в свое время запретили «А зори здесь тихие», потому что им не понравилась определенная сцена? И такие мысли тогда были, вы это знаете лучше меня. Кто бы сейчас знал, кто такая Елена Драпеко?

ЕД:

— Такие мысли тогда были. И тогда существовала своя система отбора. Она существовала. Она была партийная, там Романов посмотрел картину, партийный актив Москвы, посмотрел картину по просьбе режиссера.

ГМ:

— Романов - это Ленинградский.

ЕД:

— Я не помню, кто тогда был.

ГМ:

Гришин Виктор Васильевич.

ЕД:

— Гришин, да. Он посмотрел картину и повез ее к Брежневу. Брежнев расплакался и сказал «Немедленно на всесоюзный экран». Вот такая система отбора была.

ГМ:

— И вы предлагаете к ней вернуться?

ЕД:

— А другой мой фильм тоже получил третью категорию и показывался по сельским клубам.

ГМ:

— Но все-таки показывался.

ЕД:

— А какие-то отложили на полку.

Ведущий:

— Вот, автор идеи, народ иначе думает, прокомментируйте.

ЕД:

— Очень хорошо. У нас разные мнения, люди думают, и это уже хорошо. На самом деле, к нам в Минкульт приходит много писем. Мы их все анализируем. Мы очень много ездим по стране. У нас такая разная страна, а законы мы издаем федеральные, то есть они действуют от Камчатки до Калининграда. И вот представляете, у нас есть Кавказ, со своими традициями, со своими обычаями, если там оскорбление матери, то вас и зарезать могут. Если у нас есть Калининград, который более продвинут и у них другая немножко культура.

ГМ:

— То есть в Калининграде мать можно оскорблять?

ЕД:

— Нельзя. Но если вы у пивного ларька слышали лексику и разговоры некоторых персонажей, то там мать упоминается.

ГМ:

— Безусловно, да.

ЕД:

— А эта же фраза, сказанная в другом углу России, может вызвать непредсказуемые последствия для вас. Поэтому мы очень разные. Вот удержать все это разноязыкое с разными традициями пространство от того, чтобы оно не забурлило, чтобы у нас не ходили казаки на выставки с топорами - вот это наша задача.

ГМ:

— Лена, вы абсолютно правы, но, может, тогда нужно говорить не о комиссии, а о том, чтобы у нас устройство государства было больше похоже на устройство Соединенных Штатов Америки, где есть законы, которые действуют на федеральном уровне и есть огромное количество законов штатов.

ЕД:

— Я должна вас огорчить, у нас именно так и есть.

ГМ:

— Нет, у нас не совсем так.

ЕД:

— У нас есть законы Санкт-Петербурга, есть там законы о том, что дети должны в темное время суток быть дома до 10 вечера в Петербурге, а в Мурманске нет темного времени суток.

ГМ:

— Это административный кодекс, это не законы.

Ведущий:

— Я перед эфиром специально скопировал из Конституции отрывок. «Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Как вы к этому относитесь?

ЕД:

— Я не согласна с этой нормой Конституции. Я не согласна с этой нормой, но как законопослушная гражданка я исполняю Конституцию. Это не значит, что я со всем согласна, что пишет Государственная дума. Я борюсь. Государственная дума- это же не контора по написанию законов. Это поле битвы разных политических сил, разных позиций. И в этом случае сегодня мы проигрываем. Я себя отношу как раз к левой части спектра. Я от партии «Справедливая Россия». Партия конструктивной оппозиции. Я очень часто критикую правительство с большой трибуны. У меня есть претензии и к администрации президента. Поэтому я позволяю себе это. Я имею на это право, как гражданка. Но эту норму, об отсутствии идеологии… Мы должны знать, куда идем. Что такое идеология? Это задача. Куда идет это общество? Что это будет? Африканский вариант олигархического капитализма? Это будет китайский вариант продвинутого социализма? Что мы строим все вместе?

ГМ:

— Лена, в Африке есть разные страны, на всякий случай. У меня вопрос не к депутату, а к человеку, который часть своей жизни был связан с кино. Вот такие фамилии, как Алексей Попогребский, Андрей Прошкин, Борис Хлебников, Мария Разбежкина, Андрей Плахов, Алексей Федорченко, Владимир Котт. Могу дальше продолжать. У вас вызывают уважение с точки зрения кино, которое они делают?

ЕД:

— Некоторые из них - да. Кого-то я люблю, кого-то не люблю. Но это мое частное дело.

ГМ:

— Нет, люблю - не люблю - это абсолютно другой разговор. То, что они что-то понимают в кино, вы согласны?

ЕД:

— Я вам сейчас назову 50 других, которые не менее значимые, - от Никиты Михалкова до Николая Бурляева, которые тоже создали очень многое

ГМ:

Мой вопрос заключается в следующем. Эти люди, которые понимают в кино, которые постоянно получают призы на наших фестивалях, в том числе и только что получали «Белого орла», подписали следующую очень короткую… «23 февраля 2018 года министерство культуры отозвало…»

ЕД:

— А 30 других видных деятелей подписали другое письмо с просьбой отозвать.

ГМ (кричит):

— А почему деятели имеют преимущественное право? Может потому что они чиновники? А вы говорите в своем проекте, чтобы чиновников в этой комиссии не было. А все люди, которые подписали, в том числе и вы, что подняли волну против «Смерти Сталина», являетесь чиновниками.

Ведущий:

— Депутат, если быть точным не является чиновником.

ГМ:

— Ну, государственный человек

ЕД:

— Ну, я готова с вами согласиться в части. Я могла бы и не подписывать, я подписала, как актриса, у которой 60 фильмов за спиной. Но в данном случае, я хочу сказать, что наша часть попросила отозвать прокатное удостоверение временно. До дополнительной экспертизы. Нам показалось, что три тетеньки, которые смотрели, они не учли всего массива законодательства. В том числе и не учли конвенцию ООН о праве прекращения распространения или ограничение распространения информации в целях защиты общественной нравственности. Международная конвенция - это часть нашего внутреннего законодательства, согласно Конституции, о которой вы уже говорили.

ГМ:

— У меня еще один вопрос. Лен, вот вы, безусловно, иногда слышите, а иногда и рассказываете политические анекдоты, в которых над разными персонажами политической жизни, в том числе, нашей страны немножко народ шутит, поскольку это народное творчество.

ЕД:

— Да, конечно.

ГМ:

— Вы предлагаете вернуться к тому времени, когда за анекдот давали десять лет без права переписки?

ЕД:

— Пуганая ворона куста боится. Мы все вспоминаем брежневские, сталинские времена.

ГМ:

— Мы недалеко от них ушли, к сожалению.

ЕД:

— Ушли-Ушли

ГМ

— Нет-нет-нет. Судя по тому, что вы сказали, запрещая «Смерть Сталина».

ЕД:

— Судя по тому, что вы в эфире говорите, мы далеко ушли.

ГМ

— Мы ушли недалеко, потому что вы говорите о том, что нельзя смеяться над крупными руководителями нашей страны.

ЕД:

— Нет, я говорю, что нельзя смеяться над мертвым человеком.

ГМ

— А у нас они все мертвые. Лен, они все мертвые.

ЕД:

— Нет! Глумление над мертвыми непозволительно вообще в российской культуре.

ГМ:

— То есть, фильм «Покаяние», который перевернул наше сознание Тенгиза Абуладзетоже надо запрещать?

ЕД:

— У Тенгиза нет глумления над мертвым.

ГМ

— Над трупом? Ну, Лена..

ЕД:

— Нет! Сталин, лежащий в луже мочи - это все-таки невозможная ситуация. Даже, если бы это был не Сталин, а любой другой человек.

ГМ:

— Ну, вообще-то, любой человек при инсульте часто лежит именно так.

ЕД:

— В нашей культуре это недопустимо. У нас мертвые сраму не имут, хочу вам напомнить. И поэтому мы врагов своих даже хороним. У нас кладбища есть наших врагов. Наполеоновских солдат, солдат гитлеровской армии. Это наша национальная традиция.

ЕД:

— У нас есть фильмы с ненормативной лексикой, которые на Горбушке продаются. В закрытых упаковках с надписью, что там есть ненормативная лексика. Вот, возможно, комиссия, которая посмотрит еще раз «Смерть Сталина», она разрешит.

Ведущий:

— Ну почему кто-то должен разрешать или не разрешать?

ГМ

— Вообще не должно быть прокатных удостоверений, Лена. Не должно быть.

ЕД:

— Это ваша позиция, а наша противоположная.

ГМ:

— Режиссер и продюсер, и актер, который снимается, отвечают.

ЕД:

— Никто. Актер точно не отвечает.

ГМ

— Как? То есть, вы ни за что не отвечаете? То есть, вы готовы согласиться сниматься в любом?

ЕД:

— Я не снимаюсь, я отказываюсь от фильмов, в которых я вижу неприличие и безнравственность.

ГМ:

— Значит, вы отвечаете, Лена. Вы отвечаете своей моралью.

ЕД:

— А есть актеры, которым все равно. Деньги платят, значит, я вам сейчас голую задницу во весь экран покажу. Есть такие.

ГМ:

— Есть законы, которые говорят, что пропаганда того, что запрещено, запрещена. И, если там стоит мое имя, как продюсера и режиссера, то я за это и так буду отвечать. По закону. Перед судом. И только суд может решать правомерно или не правомерен показ.

ЕД:

— А знаете, что сказал патриарх?

ГМ:

— У нас церковь отделена от государства.

ЕД:

— Он собрал всех законодателей уже после моего заявления и сказал «если из закона вынута нравственность, закон не стоит на нравственном чувстве, этот закон начинает работать против людей». В этом случае, я с ним совершенно согласна.

ГМ:

— То есть, вы предлагаете, чтобы именно патриарх отсматривал все фильмы?

ЕД:

— Нет.

ГМ

— А, может быть, президент?

ЕД:

— Нет.

ГМ

— Давайте им напишем в их обязанности это.